Остался Иван-царевич один， поплакал-поплакал и опять воротился за Марьей Моревною； на ту пору Кощея дома не случилося.
- Поедем， Марья Моревна！
- Ах， Иван-царевич！ Ведь он догонит， тебя в куски изрубит.
- Пускай изрубит！ Я без тебя жить не могу. Собрались и поехали. Кощей Бессмертный домой возвращается， под ним добрый конь спотыкается.
- Что ты спотыкаешься？ Али чуешь какую невзгоду？
- Иван-царевич приходил， Марью Моревну с собой взял.
Кощей поскакал， догнал Ивана-царевича； изрубил его в мелкие куски и поклал в смоленую бочку； взял эту бочку， скрепил железными обручами и бросил в синее море， а Марью Моревну к себе увез.
В то самое время у зятьев Ивана-царевича серебро почернело.
- Ах， - говорят они， - видно， беда приключилася！
Орел бросился на сине море， схватил и вытащил бочку на берег， сокол полетел за живой водою， а ворон за мертвою. Слетелись все трое в одно место， разбили бочку， вынули куски Ивана-царевича， перемыли и склали как надобно.
Ворон брызнул мертвою водою - тело срослось， соединилося； сокол брызнул живой водою - Иван-царевич вздрогнул， встал и говорит：
- Ах， как я долго спал！
- Еще бы дольше проспал， если б не мы！ - отвечали зятья. - Пойдем теперь к нам в гости.
- Нет， братцы！ Я пойду искать Марью Моревну！ Приходит к ней и просит：
- Разузнай у Кощея Бессмертного， где он достал себе такого доброго коня.
Вот Марья Моревна улучила добрую минуту и стала Кощея выспрашивать.
Кощей сказал：
- За тридевять земель， в тридесятом царстве， за огненной рекою живет баба-яга； у ней есть такая кобылица， на которой она каждый день вокруг света облетает. Много у ней и других славных кобылиц； я у ней три дня пастухом был， ни одной кобылицы не упустил， и за то баба-яга дала мне одного жеребеночка.
- Как же ты через огненную реку переправился？
- А у меня есть такой платок - как махну в правую сторону три раза， сделается высокий-высокий мост， и огонь его не достанет！
Марья Моревна выслушала， пересказала все Ивану-царевичу и платок унесла да ему отдала.
Иван-царевич переправился через огненную реку и пошел к бабе-яге. Долго шел он не пивши， не евши. Попалась ему навстречу заморская птица с малыми детками.
Иван-царевич говорит：
- Съем-ка я одного цыпленочка.
- Не ешь， Иван-царевич！ - просит заморская птица. - В некоторое время я пригожусь тебе. Пошел он дальше， видит в лесу улей пчел.
- Возьму-ка я， - говорит， - сколько-нибудь медку. Пчелиная матка отзывается：
- Не тронь моего меду， Иван-царевич！ В некоторое время я тебе пригожусь.
Он не тронул и пошел дальше， попадает ему навстречу львица со львенком.
- Съем я хоть этого львенка； есть так хочется， ажно тошно стало！
- Не тронь， Иван-царевич， - просит львица. - В некоторое время я тебе пригожусь.
- Хорошо， пусть будет по-твоему！
Побрел голодный， шел， шел - стоит дом бабы-яги， кругом дома двенадцать шестов， на одиннадцати шестах по человечьей голове， только один незанятый.
- Здравствуй， бабушка！
- Здравствуй， Иван-царевич！ Почто пришел - по своей доброй воле аль по нужде？
- Пришел заслужить у тебя богатырского коня.
- Изволь， царевич！ У меня ведь не год служить， а всего-то три дня； если упасешь моих кобылиц - дам тебе богатырского коня， а если нет， то не гневайся - торчать твоей голове на последнем шесте.
Иван-царевич согласился， баба-яга его накормила-напоила и велела за дело приниматься. Только что выгнал он кобылиц в поле， кобылицы задрали хвосты， и все врозь по лугам разбежались； не успел царевич глазами вскинуть， как они совсем пропали. Тут он заплакал-запечалился， сел на камень и заснул.
Солнышко уже на закате， прилетела заморская птица и будит его：
- Вставай， Иван-царевич！ Кобылицы теперь дома. Царевич встал， воротился домой； а баба-яга и шумит， и кричит на своих кобылиц：
- Зачем вы домой воротились？
- Как же нам было не воротиться？ Налетели птицы со всего света， чуть нам глаза не выклевали.
- Ну вы завтра по лугам не бегайте， а рассыпьтесь по дремучим лесам.
Переспал ночь Иван-царевич， наутро баба-яга ему говорит：
- Смотри， царевич， если не упасешь кобылиц， если хоть одну потеряешь - быть твоей буйной головушке на шесте.
Погнал он кобылиц в поле， они тотчас задрали хвосты и разбежались по дремучим лесам. Опять сел царевич на камень， плакал-плакал да и уснул.